Load document | Музей истории российских реформ имени П. А. Столыпина

Проект гр. Н. И. Панина о реформе Сената и создании Императорского Совета. 1762 г.

Предлагаемый вниманию читателей проект был составлен видным дипломатом и государственным деятелем II половины XIX в. гр. Никитой Ивановичем Паниным (1718-1783). Он происходил из знатного рода (был сыном коменданта Пернова и внучатым племянником светл. кн. А.Д. Меньшикова), в молодости служил в гвардии, затем был посланником в Дании (1747-1748) и Швеции (1748-1760), воспитателем великого князя Павла Петровича (будущего императора, 1760-1773). Участвовал в государственном перевороте 1762 г., стремился возвести на престол Павла при регентстве Екатерины. С 1763 г. старший член коллегии иностранных дел, добивался союза с Пруссией (успешно) и Великобританией (безуспешно).

Гр. Панин был поклонником политической системы Швеции, в которой королевская власть была ограничены аристократическим Государственным советом (риксродом) и сословно-представительным Государственным сеймом (риксдагом). Применительно к России добивался ограничения деспотической власти монарха путём создания определённого механизма принятия государственных решений. Именно этой задаче был посвящён предлагаемый проект. Он предусматривал предварительное обсуждение важнейших государственных дел в создаваемом Императорском совете, разделение Сената на департаменты, исполнявшие функции позднейших министерств, а также введение обязательной скрепы императорских указов главами этих департаментов (статскими секретарями). Некоторые исследователи полагают, что эти секретари могли бы получить независимое от императора положение и видят в проекте Панина один из первых конституционных проектов в России. С этим трудно согласиться, т.к. и Императорский совет, и Сенат со статскими секретарями должны были сохранить чисто бюрократический характер. Граф не предусматривал создания ни аристократического, ни сословно-представительного, ни тем более демократического органа власти, без чего конституционный строй немыслим. Реализация проекта могла бы привести лишь к укреплению в России абсолютизма в его европейском (а не восточном) варианте, что и было сделано реформами I четверти XIX в.

Проект был составлен в декабре 1762 г. и после некоторых колебаний отклонён Екатериной II. Она реализовала лишь одну его идей: разделение Сената на департаменты (1763). Но сделано это не совсем так, как проектировал Панин и в отрыве от других его идей имело обратный результат, а именно ослабление политического влияния этого учреждения. Публикуются записка Панина и проект основанного на ней манифеста, составленные в декабре 1762 г.

Государственное правление заключает в себе главных восемь частей: 1) Суд народа, или юстиция. 2) Правы их имения, то есть: вотчинныя дела. 3) Духовной закон и нравы гражданские, что называется внутреннею политикою. 4) Внешняя политика. 5) Оборона государственная. 6) Его казенный дела, то есть — сравнение и доброта ходячей монеты, сумма ея во всем государстве, все государственные доходы с штатами их расходов. 7) Государственная экономия в сохранении и умножении обывателей и в земледелии. 8) Рукоделии, фабрики, мануфактуры, торг с делами купеческими и мещанскими.

Каждая из сих главных частей имеет свои многая раздробления, которыя также по касательности между собою производят особливые и новые объекты, а оное все правится разными судебными местами, яко-то: коллегиями, канцеляриями, конторами и всякими другими приказами, какова б звания ни были. Сенат^[1] их всех имеет под управлением, яко центр, у которого все стекается; но он под государевою державною властию (зачеркнуто: «вашего императорского величества») не может иметь права законодавца, а управляет по предписанным законам и уставам, которые изданы в разные времена и может быть по большей части в наивредительнейшия, то есть тогда, когда при настоянии случая что востребовалось. Следовательно, какие б предписания сенат не имел о попечении, чтоб натуральная перемена времен, обстоятельств и вещей всегда были обращаемы в пользу государственную, — ему, в разсуждении его существительнаго основания, невозможно сего исполнить, ибо его первое правило наблюдать течение дел и производить ему принадлежащие по силе выданных законов и указов на каждое судебное место. И так, если можно осмелиться сказать, сенат часто определяет и решает вредныя дела по законам, разновременно изданным иногда скоропостижно, иногда не осмотрительно, иногда и пристрастно, яко-то например: коммерческия — по указам, касающимся до коммерции; казенныя — по касающимся до казны, манифактурныя — по манифак-турным; экономическия — по экономическим, и так далее, часто не соображая, что по переменам положения в государстве и по приключающимся обстоятельствам одно другому иногда может делать, а иногда и действительно делает подрывы. Если же сие безпрестанно наблюдать, то не только что, как из предписанного видно, сенат выдет из своей границы, но и течение дел в правлении государства часто будет останавливаться и вместо скорых резолюций будут нескончаемые разсуждения и споры о новых законах, а умалчивая, что физической и моральной резоны не дозволяют трактовать о законодании, а только оное разсматривать в таком людном собрании, которое однако же по другим резонам, как ниже будет сказано, тем не меньше нужно и полезно.

По тому же существительному положению, все дела вышеобъявленных государственных частей производятся в их собственных коллегиях и приказах еще больше с наблюдением одного приказнаго порядка, нежели с попечением о действительном успехе и о общей пользе, ибо и каждое приказное место имеет свои границы собственных законов, которые разводят касательность их дел между собою. А кто думает, что правительствующий сенат, обнимая все дела, исправляет сию неудобность, тот совершенно, как выше доказано, ошибается, потому что сенат в пределах тех же законов каждаго места обращаться должен. Натуральное и необходимое из сего следствие то, что каждый сенатор и всякий судья иной ревности по должности свое иметь не может, как тут только, чтобы разсудить дело по силе указов, а сумнительное из того взнесть в доклад. Свойствы слабости человеческой лени и праздности подкрепляют оное, как-то из вседневной, практики и доказывается. Ибо каждый тот, кто просто держится при должности своего звания, почитает оную доволья! но исполненную, когда в надлежащие дни бывает в присутствии, где он в должности прокуроров и секретарей надеетсщ! найти довольное знание и объяснение законов, по которым он судить должен и о которых в собрании ему докладывают. На собственное же разсмотрение законов, указов и дел и из них происходимой пользы или вреда такой судебный член конечно ни часа особливаго в сути не употребляет. И так сенатор и всякой другой судья приезжает в заседание так, каш гость на обед, который еще не знает не токмо вкусу кушанья, но и блюд, коими будет подчиван. Не погреша, нельзя обвинить сих людей: они только к тому призваны. Таково существо всех вообще трибуналов и во всех государствах. А те люди, которые где из сих пределов выходят, везде почитаются чрезвычайными, и число их, а особливо в коллегиях, также везде весьма не велико.

Из сего, а наипаче из власти законодания и самодержавной ощутительно само собою заключается, что главное истинное и общее о всем государстве попечение замыкается в персоне государевой. Он же никак инако ее в полезное действо произвести не может, как разумным ея разделением между некоторым малым числом избранных к тому единственно персон.

Те, которые не вникают в существо вещей, а судят их по их поверхности, ошибаются равно как и о сенате, когда утверждают, что в должностях президентских по коллегиям и генерал-прокурора^[2] в сенате государь найти может те особливыя общия о делах попечения, которым между членами быть невозможно. Выключая иностранную, военную и адмиралтейскую коллегии, яко три главныя и почти во всем отделенныя от общих внутренних дел, надо взять юстицию, вотчинную, коммерц-коллегию, камер-коллегию, берг-коллегию, манифактур-коллегию и ревизион-коллегию, да еще штатс-контору, магистраты и полицию. Их существо и положение довольно уже открыто выше. Так, когда их дела, и в сенате трактованныя, подвергаются взаимному подрыву, как же их президенты могут быть способны к общему о делах попечению? А если может быть в том какой персоне исключение, то уже не по президентству, но по особливой способности, следовательно такая персона, при употреблении в то, выходит из настоящего своего звания. К сему и то присовокупить можно, что где три или четыре с трудом избираются, тут девять или десять выбрать и то труднее.

Правда, если б одна простая речь указа сочиняла одно прямое дело, то б генерал-прокурор мог быть почтен таким общим попечителем, которому все приказано. В его инструкции он назван государевым оком; но, как самодержавный государь оставляя при себе право законодания, он, конечно, не может чрез одно око разсматривать все разныя в управлении государства надобности по переменам времен и обстоятельств, почему в существе генерал-прокурор остается только тем оком, которое в сенате порядок производства дел и точность законов наблюдать должен. Согласиться можно, что Ягужинский^[3] и Трубецкой^[4] распространяли гораздо далее свое звание; но то надлежит приметить, что первый был в то время ближайший советник того государя, который тогда сам империю и правительство установлял, а из каких людей и какими средствами — о том известно. К чему довольно одно то напамятовать, что вице-канцлер был положен на плаху, чтоб только научить тогдашних новых сенаторов, как с благопристойностью сидеть и разсуждать в сенате^[5]. Взяв эпок царствования императрицы Елисаветы Петровны - князь Трубецкой тогда первую часть времени своего прокурорства производил по дворскому фаверу, как случайный человек; следовательно не законы и порядок наблюдал, но все мог; все делал и, если осмелиться сказать, все прихотливо развращал, а потом сам стал быть угодником фаворитов и припадочных^[6] людей.. Сей эпок заслуживает особливое примечание: в нем все было жертвовано настоящему времени, хотениям припадочных людей и всяким посторонним; малым приключениям в делах. До того времени имели еще наши государи особливыя верховныя места, и хотя некогда оныя места были в чины, в знатное произвождение и отличности припадочным людям, однако же со всем тем еще там оставались способы и средства, которыми государи могли иметь общее попечение о государственных частях, особливо о тех, кои по их натуре требуют всегдашняго поправления, частых перемен и полезных новостей, чего в обыкновенных трибуналах, ограниченных не токмо в деле, но и в разсуждениях изданными законами, и не под очами государевыми исполнить невозможно. Образ возшествия на престол покойной императрицы^[7] требовал ея разумной политики, чтоб, хотя сначала, сообразоваться сколько возможно с неоконченными уставами правления великаго ея родителя, вследствие чего тотчас был истреблен учрежденный до того во всей государственной форме Кабинет^[8], который, особливо наконец когда Бирон^[9] упал, приняла было такую форму, которая могла произвесть государево общее обо всем попечение. Ея величество вспамятовала, что у ея отца государя был домовой Кабинет^[10], из котораго, кроме партикулярных приказаний, ордеров и писем, ничего не выходило, приказала и у себя такой же учредить^[11]. Тогдашние случайные и припадочные люди воспользовались сим домашним местом для своих прихотей и собственных видов и поставили средством онаго всегда злоключительный общему благу интервал между государя и правительства. Они, временщики и куртизаны, сделали в нем, яко в безгласном и никакова образа государственнаго неимеющем месте, гнездо всем своим прихотям, чем оно претворилось в самый вредный источник не токмо государству, но и самому государю. Вредное государству, потому что стали из него выходить все сюрпризы и обманы, развращающие государственное правосудие, его уставы, его порядок и его пользу под формою именных указов и повелений во все места; вредное самому государю, потому что и те сами, кои такия коварныя средства употребляют для прикрытия себя пред публикою, особливо стараются возлагать на счет собственнаго государева самоизволения все то, что они таким образом ни производили, ибо в таком безгласном ив основании своем несвойственном правительству государственному месте определенная персона для производства дел может себя почитать неподверженным суду и ответу пред публикою, следовательно свободным от всякого обязательства перед государем и государством, кроме исполнения. Ласкатели же государю говорят: ведь-де у вас есть свой Кабинет — извольте чрез него приказывать. Вредное различение! Будто б все места правительства не равно собственныя были самодержавнаго государя, когда и государство все его быть должно. Да только разница в том, что когда государевы дела выходят из сих мест правительства, всякой сюрприз и ошибку публика приписывает министрам государевым, яко людям местным в государстве, которые особливым побуждением обязаны оное предостерегать, и сами так дерзко не могут возлагать то на государя, будучи честью и званием также обязаны к отчету в их поведении не токмо пред своим государем, но и перед публикою. А государь, постоянно любимый и кредитный^[12], не может иметь в народе подозрения, чтоб он без коварства других и сам собою предпочел вредное полезному. Напротив того всякое благое и полезное дело тем, конечно, не меньшее остается единственно на счет славы государевой, потому что он свой разум, разсуждение, желание, волю и избрание к тому употреблять изволит.

В таком положении государство оставалось подлинно без общаго государского попечения с течением только обыкновенных дел по одним указам всякаго сорта. Государь был отдален от правительства. Прихотливые и припадочные люди пользовались Кабинетом, развращали форму и порядок и хватали отвсюду в него «дела на безконечную нерешимость пристрастными из него указами и повелениями. Сего не довольно: они тут родили еще новое место, страннее уже перваго, и по дежурству от генерал-адъютантства невоенными командами распоряжали; но государственные распорядки делали и ими правили; в наследства и дележ партикулярных людей без законов и причин мешалися; домы их печатали; у одного отнимали, другому отдавали. Между тем большие и случайные господа пределов не имели своим стремлениям и дальним видам; государственные — оставались без призрения; все было смешано; все наиважнейшие должности и службы претворены были в ранги и в награждения любимцев и угодников; везде фавер и старшинство людей определяло; не было выбору способности и достоинству. Каждый по произволу и по кредиту дворских интриг хватал и присвоивал себе государственныя дела, как кто которыми думал удобнее своего завистника истребить, или с другим против третьяго соединиться.

Если, кроме самоизвольства, оставались еще какие штатския правила, то, конечно, они были те, по которым внутреннее государства состояние насильствовано и жертвовано для внешних, политических дел, чем, наконец, и едва не взаимными-ль сюрпризами зависти между собою, завелася война в то самое время, когда дошло до высочайшей степени безстрашие, лихоимство, разхищение, роскошь, мотовство и распутство в имениях и в сердцах^[13].

Увидели скоропостижную войну, требующую действительных ресурсов. Нужно стало собрать в одно место раскиданныя части, составляющий государство и его правление. Сделали конференцию^[14] — монстр, ни на что не похожий: не было в ней ничего учрежденнаго, следовательно — все безответственное, и схватя у государя закон, чтоб по рескриптам за подписанием конференции везде исполняли, отлучили государя от всех дел, следовательно и от сведения всего их производства. Пред государем просвещенным не дерзко слово, но истинно. Фаворит остался душою животворящею или умерщвляющею государство: он ветром и непостоянством погружен, не трудясь тут, производил одне свои прихоти; работу же и попечение отдал в руки дерзновенному Волкову^[15]. Сей под видом управления канцелярскаго порядка, котораго тут не было, исполнял существительную ролю перваго министра, был правителем самих министров, избирал и сочинял дела по самохотению, заставлял министров оныя подписывать, употребляя к тому или имя государево или под маскою его воли желания фаворитовы. Прихоть была единственным правилом, по которому дела к производству были избираемы. Да и инако быть невозможно тут, где в верховном государевом месте части государственныя без разделения и ни которая никому особливо не поручена.

Таково, всемилостивейшая государыня, истинное существо формы, или лучше сказать ея недостатки в нашем правительстве и такова верная картина происшедшего из того положения царствования в Бозе почивающей, человеколюбивой Императрицы Елисаветы Петровны.

Одаренное знаниями остроумие вашего императорскаго величества несумненно проникает в том до существительной причины коварнаго ей от злонамеренных воображения о самодержавстве: под видом ея собственной воли, лишали ея власти исполнять по собственному желанию благое отечеству. Может-ли партикулярный^[16] хозяин управить своим домом, когда он добрым разделением своего домоводства не уставит прежде порядок? И как искусный фабрикант учредит свою фабрику, если мастеров не по знанию, но по любви к ним будет распоряжать по станам разных работ? Наш сапожный мастер не мешает подмастерью с работником и нанимает каждаго к своему званию. А, напротив того мне случилося слышать у престола государева от людей, его окружающих, пословицу льстивую за штатское правило: была бы милость всякова на все станет. Сие же конечно исполнялося: фавер и милость к персонам были претворяемы в доверенность, разумно принадлежащую тем людям, кои в чем имеют знание и способность. С одной стороны можно сие назвать насильством естества, котораго однако же преодолеть нельзя; а с другой — оно принуждает наконец и умеренных людей отступить от прямых дел по их способности и добиваться до единой милости и случая. Из чего происходит натуральное следствие, что дела остаются назади, а интриги факций^[17] в полном их действии.

Спасительно нашему претерпевшему отечеству матернее^[18] намерение Вашего Императорского Величества, чтобы Богом и народом врученное вам право самодержавства употреблять с полною властию к основанию и утверждению формы и порядка в правительстве, дабы ваше величество сами беспрестанно могли им действовать в праведную и общую пользу и благосостояние империи вашей.

Во исполнение всевысочайшего Вашего Императорского Величества мне повеления, я всеподданнейше здесь подношу о том проект в форме акта на подписание вашему величеству. Моя всеподданнейшая верность и преданность к освещенной особе Вашего Величества, истинная любовь к славе вашей и безкорыстное усердие к моему отечеству были тут моими единственными правилами к изысканию и расположению таких уставов монаршескому правительству, которые б твердым и постоянным целомудрием вашего величества к безсмертной вашей славе могли чрез долголетнее царствование ваше произвесть в наиотдаленнейшие потомки век Екатерины Второй^[19] предпочтительнейшим в своем совершенстве всем векам ваших предков российскаго престола.

Осмелюсь себя ласкать, Всемилостивейшая Государыня! что в сем проекте установляемое формою государственною верховное место лежисляции, или законодания, из котораго, яко от единаго государя и из единаго места истекать будет собственное монаршее изволение, все оживотворяющее, оградит самодержавную власть от скрытых иногда похитителей оныя. Не меньше надеюся, что Ваше Императорское Величество признать тут изволите полезную и необходимую надобность департаментов с их министрами.

Что же касается до разделения сената на департаменты, в том все признают пользу скорейшаго делам течения. Мне же тут представляется штатский политический резон, еще важнейший для империи. Мы слишком тридцать лет обращаемся в революциях на престоле, и чем больше их сила распространяется между подлых людей, тем оне смелее, безопаснее и возможнее стали. Между других, против сего опаснаго впредь положения, мудрых мер вашего величества может принято быть и то, чтоб увеличиванием числа сенаторов привесть в большее почтение к правительству и тем, следовательно, обуздать его к государственному порядку.

Впрочем, всемилостивейшая государыня! я, исполняя таким образом мое верноподданнейшее обязательство и повиновение, должен с подобострастием приметить пред вашим величеством, что есть, как вам известно, между нами такия особы, которым для известных и им особливых видов и резонов противно такое новое распоряжение в правительстве. И потому невозможно Вашему Императорскому Величеству почесть совсем оконченным к пользе народной единое ваше всевысочайшее соизволение на сей-ли предложенный проект или на что другое, но требует еще оно вашего монаршаго попечения и целомудренной твердости, чтоб совет Вашего Императорскаго Величества взял тотчас свою форму и приведен бы был в течение, ибо, всемилостивейшая государыня, почти невозможно сумневаться, чтоб при самом начале те особы не старались изыскивать трудностей к остановке всего, или по последней мере к обращению в ту форму, какову они могут желать. В таком случае несравненно полезнее теперь по ней сделать установление, нежели допустить так, как прежде бывало, развращать единожды установленное. Сие последнее сказав, семь по гроб мой Вашего Императорскаго Величества.

Проект Манифеста о реформе Сената и учреждении Императорского Совета 28 декабря 1762 г.

Божиею Милостию мы, Екатерина вторая, Императрица и самодержица всероссийская, и пр., и пр., и пр.

За долго до нашего принятия Российской державы, мы, познавая существо правления сей великой и сильной империи, познали и причины, которыя так часто при всяких обстоятельствах и переменах подвергали оное пренебрежению государственных дел, то есть слабости народного правосудия, упущению его благосостояния и, наконец, всем тем порокам, которые по временам внедривались во все течение правления; как особливо при возведении на престол покойной императрицы Анны Иоанновны^[20] и самая самодержавная власть, никогда не разделяемая от нашей императорской короны, уже потрясена была.

Таковыя государству вредныя приключения происходили несомненно частию от того, что в производстве дел действовала более сила персон, нежели власть мест государственных; частию же и от недостатка таких начальных оснований правительства, которыя бы его форму твердою сохранять могли.

Достойное Нашего Императорского величества наше намерение и матернее попечение о прочности благополучия нашей империи заставляют нас изъясниться в нашем собственном усмотрении о недостатках государственных уставов наших славных предков.

Краткая, неспокойствами и войнами отягощенная жизнь созидателя и законодавца Российской империи Великаго Петра, нашего любезнаго деда, не допустила его привести к совершенству гражданское государственное, установление; а последователи его на российском престоле, поставляя государственною формою одни им начатыя тому основания, когда усматривали в действиях неудобности, старались оныя награждать разными временными распорядками и узаконениями, которыя, не имев прямаго государственного основания и не получая силы прочности, переменою времен или сами упадали, или подвергались руководству припадочных и случайных людей; так что иногда и самым верховным местам нашего самодержавнаго правительства оставалось только их именование, а все государство одними персонами и их изволениями без знаний и вне места управляемо было.

От начала недостаточныя установления чрез долгое время, частая и в том еще злоупотребления, наконец, привели в такое положение правление дел в нашем любезном отечестве, что при наиважнейшем произшествии на монаршем престоле почиталось излишним и не надобным собрание верховнаго правительства. Кто верный и разумный сын отечества без чувствительности может ли себе привесть на память, в каком порядке восходил, на престол бывший император Петр Третий^[21]? И не может ли сие злоключительное положение быть уподоблено тем временам, в которыя не только установленнаго правительства, но и письменных законов еще не бывало.

Неоспоримая есть истина, что время, опыт и искусство суть наинадежнейшие свидетели добру и худу. Мы, несколько лет примечая и разсуждая о их действиях, познали натуральное преимущество преемников пред предками, особенно между государями, и потому при самом нашем вступлении на престол мы поставили себе за первое наше пред Богом и народом Императорское обязательство, чтобы с помощью Всевышняго, его святым руководством и нашею самодержавною непременною властию, вышеобъявленные в правлении нашей империи недостатки выполнить и без того происходимыя по временам порочные следствия исправить; одним словом, чтобы непоколебимо утвердить форму и порядок, которыми, под императорскою самодержавною властию, государство управляемо быть должно; еже все мы нашим пространным манифестом июля 6 дня сего года^[22] и обещали торжественно всем нашим любезноверным подданным. В чем мы особливо основались на словах духовнаго регламента 1721 года^[23], подписанного всем освященным собором и синклитом и конфирмованного самодержавною рукою деда нашего, Государя Императора Петра Великаго, где сей славный и премудрый государь говорит: монархов власть есть" самодержавная, которым повиноваться сам Бог за совесть повелевает", обаче советников своих имеют не токмо ради лучшаго истины взыскания, но дабы и не клеветали непокорные человецы, что се или ино силою паче и по прихотям своим, нежели судом и истиною, заповедует монарх.

Итак данною нам от Бога властию, на ограждение от зла нашей империи и на распространение благосостояния ея истинных сынов, мы сим наиторжественнейше установляем и узаконяем следующий устав нашему верховному правительству.

Хотим и учреждаем Императорский Совет. Оный состоит в шести и до осми персонах, которые и именоваться должны императорскими советниками, а число их никогда восми превосходит и менше шести^[24] умаляться не должно.

В числе сем должны быть некоторые департаментов государственных статскими секретарями, и потому место свое в тех департаментах для заседания иметь, яко то: 1) статский иностранных дел и член того департамента, то есть, иностранной коллегии. 2) статский секретарь внутренних дел, который не токмо сенатор, но и место имеет во всех коллегиях, принадлежащих к тому департаменту. 3) Статский секретарь военнаго департамента, который в военной коллегии, в комиссариате и в провиантской, в артиллерии, в инженерном и кадетском корпусах место имеет. 4) Статский секретарь морскаго департамента, который и член коллегии адмиралтейской. А ежели в разсуждении пространства дел внутренних нужда востребует разделить оныя на два департамента, тогда и пятой статский секретарь прибавлен быть должен на сем же основании.

Хотя вышесказано, что поминаемые статские секретари из числа тех же императорских советников: однакож способные и вне совета находящиеся могут употреблены быть статскими секретарями. И в таком случае предписанное число тех императорских сановников, не включая сих секретарей, состоять имеет.

Все дела, принадлежащия по уставам государственным и по существу монаршей самодержавной власти нашему собственному попечению и решению, яко то взносимые к нам не в присутствии в сенате доклады, мнения, проекты, всякия к нам принадлежащия просьбы, точное сведение всех разных частей составляющих государство и его пользу — словом, все то, что служить может к собственному самодержавнаго государя попечению о приращении и исправлении государственном, имеет быть в нашем императорском совете, яко у нас собственно.

Но чтоб содержащееся в последнем предыдущем параграфе имело в производстве надобную форму и порядок, чем бы добрый государь, при его попечении и беспрестанных и великих трудах, ограничивал себя в ошибках, свойственных человечеству, то мы, разделяя сии наши дела на четыре департамента, определили к каждому из них по особливому статскому секретарю, как о том во втором параграфе постановлено, которые секретари должны быть нашею живою запискою рачительному государю принадлежащаго точнаго сведения о установлениях и состоянии всех вещей составляющих дела, порядок и положение государства всего, в чем каждый по своему департаменту и заимствует часть нашего собственнаго попечения. Императорский же совет не что иное, как то самое место, в котором мы об империи трудимся, и потому все доходяшия до нас, яко до государя, дела должны быть по их свойству разделяемы между теми статскими секретарями, а они под своим департаментам должны их разсматривать вырабатывать, в ясность приводить, нам в совете предлагать и по них отправлении чинить нашим резолюциям и повелениям.

Понеже все установление сего императорского совета инаго намерения иметь не может и не должно как только то, чтоб средством онаго сам государь мог объять все части государственныя под свое монаршее попечение для удобнейшаго в пользу общую законодательства, следовательно для подаяния совершенной силы действию его самодержавной власти, а особливо избранные к тому статские секретари, яко члены в том трудами и работою поспешествующие, должны иметь сверх способности, знания и разума, качества телесных к таковым большим заботам; еже временем болезньми и многими другими приключающимися обстоятельствами в жизни, может приходити в ослабление, из чего также может надобность дел требовать и перемены в их персонах: того ради, соображая то и другое, мы сим установляем, что как наши императорские советники, так и те статские секретари не умножают классов учрежденных, а считаются по табели о рангах обыкновенными чинами, кто какой иметь будет, довольствуясь, как должно честолюбивому сыну отечества, отличностию монаршаго избрания к такой знатной и важной доверенности.

Канцелярия сего совета императорскаго учреждается следующим порядком: 1)правитель канцелярии императорскаго совета, или директор; 2) секретарей количество по числу статских секретарей полагается; 3) при каждом секретаре по два канцеляриста; 4)один архивариус и при нем канцелярист; 5)один расходчик и при нем канцелярист, а к тому потребное число и служителей.

Производство дел в сем императорском совете отправляется следующим образом: сей совет собирается каждый день кроме субботы, воскресных и праздничных дней, когда только дело есть в особливом к тому назначенном аппартаменте у двора нашего. Тут, в присутствии нашем, каждый статский секретарь по своему департаменту предлагает дела, принадлежащия к докладу и высочайшему императорскому решению. А советники императорские своими мнениями и разсуждениями оные оговаривают и мы нашим самодержавным повелением определяем нашу последнюю резолюцию.

Между тем правитель канцелярии совета, имея свой по близости стол, дабы все слышать мог, записывает в протокол не токмо по докладам высочайшие резолюции, но и происходящия по делам разсуждения всех советников все подробно, и оный протокол в следующий день всеми императорскими советниками подписан быть должен, а по силе в нем повелений он же, правитель канцелярии совета, должен заготавливать к нашему подписанию указы и резолюции, как и сверх того все именныя повеления об определении к местам, о произвождении, о милостях и награждениях из того же совета, за подписанием нашим, отправляться имеют.

Всякое новое узаконение, акт, постановление, манифест, грамоты и патенты, которые государи сами подписывают, должны быть контрасигнированы тем статским секретарем, по департаменту котораго то дело производилось, дабы тем публика отличать могла, которому оное департаменту принадлежит.

Из вышеустановленного видно, что из сего императорскаго совета ни что исходить не может инако. как за собственноручным монаршим подписанием. Но в случае каких либо запросов и справок по делам или и требования самых дел, по нашему императорскому повелению отправляемых из канцелярии императорского совета в государственныя места, должен тогда подписывать один из советников императорских, а на маловажных запросах и справках крепить имеет правитель канцелярии совета, подписываясь таким чином, какой он имеет.

Установя таким образом сей наш императорский совет, теперь мы приступаем (не нарушая целости нашего правительствующего сената) к части онаго такой, которою мы, для поспешения и всенародной пользы, заблагоразсудили пополнить распорядок и производство в делах, почему:

1. Настоящия узаконения, на которых сие государственное правительство основано, мы сим не токмо оставляем в прежней их силе, но вящше чрез сие конфирмуем правом то, что и дед наш государь Петр Великий, яко созиждитель сего правительствующаго под самодержавною властию места, ему признавал и предоставлял, то есть, иметь свободность нам представлять и на наши собственныя повеления, ежели они в исполнении своем могут касаться или утеснять наши государственные законы или народа нашего благосостояние. Равным образом разумеется и о узаконениях, таких же коллегиям данных в разсуждении сената.

2. В пополнение же тому сенат разделен быть имеет на шесть департаментов, а именно, первый: государственных внутренних политических дел, яко то всякие государственныя ведомости о числе народа, полное сведение о всех государственных приходах и расходах, архива с печатною конторою и типографиею, дела по синоду^[25] с подчиненными местами, дела по иностранной коллегии с пограничными комиссиями. Дела по каморе с корчемными и ревизион коллегиями, по штатс- и соляной конторам^[26] и по канцелярии конфискации, по секретной и тайной экспедициям^[27], по приказному столу и по новому уложению. О штатах, по ревизиям мужескаго пола душ. По монетной и с принадлежащими к тому экспедициями. Второй департамент: бывшия доселе по рекетмейстерской конторе всякия аппелляционныя дела, для чего и той конторе быть в сем втором департаменте, а генералу рекетмейстеру^[28] в принятии челобитен поступать по точной силе его инструкции. Тут же присовокупить дела по герольдии. Третий департамент: дела по берг-, манифактур- и коммерц-коллегиям и по главному магистрату^[29]. По колывано-воскресенским и нерчинским заводам. По академии наук, по медицинской канцелярии, по кронштадтскому и ладожскому каналам и по Порту балтийскому. По боровицким и болховским порогам. По перспективной и по прочим дорогам. По смоленскому шляхетству и о тамошних форпостах. По главной дворцовой, конюшенной и егермейстерской, по канцелярии от строений, по собственной нашей вотчинной, по придворной и конюшенной конторам, по мастерской и оружейной палатам^[30]. Четвертый департамент — дела по юстиц и вотчинной коллегиям, по сыскному и судному приказу, по сыщиковым делам и по экспедиции о колодниках и всякия следственныя по главной полиции^[31]. По сибирскому приказу, по банковым конторам для дворянства и купечества и по генеральному межеванию. Пятый департамент по делам военной и адмиралтейской коллегии. По главному коммиссариату и провиантской канцелярии, по артиллерии и инженерной и оружейной канцеляриям. По корпусам кадетским, сухопутном и морском. Шестой департамент: по делам малороссийским, лифляндским и эстляндским, по новой Сербии^[32], по выборгской губернии и по Нарве немецкия дела.

Сие разделение дел по департаментам не определяется непоколебимым или непременным: но сенат власть имеет оное переменять по временам, как когда свойства дел могут найтися выгоднее в том или другом департаменте, и о сем нам докладывать. А сверх сего расписания дел по департаментам, всякия государственныя дела, кои вновь какова постановления или перемены требуют, имеют быть прежде разсуждаемы в департаменте и потом решены в общем собрании всего сената. И чего собою сенат решить не может, о том представлять нам.

3. Каждый департамент имеет состоять не меньше как из пяти сенаторов. При первом остается генерал-прокурор, а во всех других в каждом по одному обер-прокурору. При чем сенату предоставляется росписание обер-секретарей и экзекуторов, секретарей и сенатских служителей.

4. Учрежденная сенатская контора с аппелляционными делами имеет навсегда остаться в том же числе сенаторов, как и другие департаменты, и в том порядке, как она ныне оставлена в Санкт-Петербурге.

5. Каждый департамент имеет принадлежащия ему по вышеописанному росписанию дела решить единогласно и на точном разуме законов; а решение оных почитаться должно равно как бы всем сенатом то учинено было. Чего ради как в первом департаменте генерал, так в прочих обер-прокуроры имеют точно поступать по инструкции генерал-прокурорской.

6. Если же иногда случится, что в котором департаменте по какому-либо делу не все определенные сенаторы одного мнения будут: то в таком случае, не реша дела, должен обер-прокурор объявить генерал-прокурору, показав, в чем сенаторы не соглашаются или он сам сумнителен; тогда генерал-прокурор, взяв то дело в первый департамент и созвав полное собрание всего сената, предложит к общему разсуждению, поступая в собрании голосов по его инструкции, и решить дело по большему числу голосов. Равным образом, если и в первом департаменте определенные сенаторы, по какому либо делу, не одного мнения будут, то предлагать в общее собрание и решить по большему числу голосов: при том генерал-прокурору в протестах поступать весьма осмотрительно на точном основании прокурорской инструкции, как в коллегиях положено.

7. Что принадлежит до сенатской конторы, то из оной дела, кои за несогласным мнением сенаторов или за сумнением обер-прокурорским решить будет невозможно, оныя обер-прокурору присылать со включением каждаго сенаторского мнения к общему рассуждению, в сенат.

8. Сверх сего, как сенат должен иметь каждую неделю одно по последней мере генеральное собрание для всяких новых и в департаментах не трактованных еще государственных дел, то и тут оныя решения свои получать имеют по государственным уставам и в силе законов по большему числу голосов, а есть ли на что законов нет, то по прежнему нам докладывать.

Сим образом вышеизображенное постановление, мы уповаем, соответствовать будет нашему желанию, которое всегда неинако как к общему благу отечества нашего любезнейшаго склоняется. Поставлено в Москве от рождества Христова в 1762-м году, месяца декабря 28 дня, государствования нашего в первое лето.

Екатерина^[33]

Конституционные проекты в России XVIII – начала ХХ в. М., 2010. С. 126-143